ДИЛЕММА КОММУНИТАРИЗМА И ЛИБЕРАЛИЗМА КАК ПРОБЛЕМА ФИЛОСОФИИ ПРАВА

Виктория Борисовна Власова, Ст. научный сотрудник Института философии РАН, канд. философских наук

На стыке времен рождаются особые психологические переживания, связанные с обостренной социальной ответственностью теперешних поколений перед потомками; растет естественная потребность общества в самоанализе, в оценке (а часто и переоценке) прошлого, в прогнозировании будущего.

В России эта потребность усугубляется сложными историческими обстоятельствами. Изменились геополитические условия существования на постсоветском пространстве. Распад СССР означал совершенно иной международно-правовой статус каждого из его бывших субъектов. Россия в этом процессе получила возможность, а точнее сказать, пришла к необходимости строить свою собственную, автономную государственную, экономическую и социальную политику. Таким образом, конец века совпал для нее, как и для многих других вновь образованных суверенных государств, с действительным обновлением жизни.
Сменились критерии подхода ко многим фундаментальным социальным явлениям. В связи с этим актуальной стала потребность пересмотра оценки унаследованных правовых структур, создания новых, не существовавших прежде, направлений развития отечественного права. Причем, в ряду этих нововведений, может быть, самой важной и первоочередной задачей является формирование правового сознания населения.
Изучая историю развития тех или иных социокультурных феноменов в границах выделенной проблематики, в то же время нужно показать закономерность их взаимосвязи друг с другом и с общеисторическим прогрессом. Аспект формирования правосознания в современной России и является предметом настоящего обсуждения. И не только потому, что вопрос о правах человека во второй половине XX века оказался в центре внимания всего человечества. Истоки интереса к данной проблеме коренятся также в специфическом для России недостатке внимания к этой области духовной практики на протяжении всей нашей истории.

Чтобы не быть голословными, обратимся к трудам русских правоведов дооктябрьского периода. Так, в статье "В защиту права", впервые опубликованной в 1909 г. в сборнике "Вехи", известный русский философ, социолог и правовед Б.А.Кистяковский отмечает "поразительный факт: в нашей "богатой" литературе в прошлом нет ни одного трактата, ни одного этюда о праве, которые имели бы общественное значение (выделено автором); в ней же не было ничего такого, что способно было бы пробудить правосознание нашей интеллигенции... И теперь в этой совокупности идей, из которой слагается мировоззрение нашей интеллигенции, идея права не играет никакой роли"[1]. И далее автор объясняет причины такого положения: "Притупленность правосознания русской интеллигенции и отсутствие интереса к правовым идеям являются результатом застарелого зла — отсутствия какого бы то ни было правового порядка в повседневной жизни русского народа"[2].


ПРАВО И ЗАКОН: РАЗВЕДЕНИЕ ПОНЯТИЙ

Здесь следовало бы сразу оговориться о значении термина "право" в отличие от термина "закон" во избежание недоразумения, связанного с их отождествлением и проявляющегося в представлении, что присутствие законов в стране уже означает в ней наличие правового порядка.

Как определяет эти понятия современная отечественная юриспруденция, "под правом понимается особый, независимый от воли законодателя социальный феномен со своими объективными свойствами и регулятивным принципом, под законом же - вся совокупность официально-властных установлений, общеобязательные акты и нормы, наделенные принудительной (законной) силой"[3]. Отличительной особенностью права признается тем самым принцип формального равенства, который отрицался в советский период как "буржуазный", поскольку он игнорировал требование фактического равенства, провозглашенного главной целью пролетарской революции. Поэтому вполне естественно, что одним из первых и едва ли не самых важных лозунгов начавшейся в конце 80-х годов перестройки советского общества стал призыв к построению правового государства [4]. Именно благодаря своему формализму право гарантирует запрет на зло, каким бы конкретным содержанием оно ни наполнялось: "Правовые нормы по самой сути своей антиавторитарны: они запрещают обращаться с людьми, как с "винтиками" социально-политического механизма, как с безвольными объектами командования и администрирования. Запрет этот пресекает диктаторское посягательство на личность и при том любое - не только корыстное (продиктованное эгоистическими интересами общественной группы), но и благонравное, осуществляемое по мотивам заботы об "общем благе"[5].

Таким образом, право запрещает зло в любом содержательном варианте. Противоположностью запрета на зло является утверждение добра. Как справляется с проблемой регулирования добра и зла закон? Прежде всего следует еще раз подчеркнуть основополагающее отличие закона от права - закон всегда конкретен, а право формально. Закон, регламентируя разрешение добра, всегда конкретизирует последнее вполне содержательными запретами во имя интересов - человека, общества, революции, прогресса, и т.п., причем содержание это все-гда задано субъективно, так как оно либо опирается на назревшую общественную потребность (и здесь носителем субъективности выступает общество в целом), либо служит реализацией волюнтаристких устремлений отдельных социальных групп или индивидов.

КОММУНИТАРИСТСКАЯ И ЛИБЕРАЛЬНАЯ ПАРАДИГМЫ ПРАВОСОЗНАНИЯ: СУТЬ И ПОСТАНОВКИ ПРОБЛЕМЫ

Необходимо сделать несколько теоретико-методологических и исторических разъяснений, связанных с характеристикой парадигм развивающегося правосознания. Сегодня существуют две крайние парадигмы - коммунитаристская и либеральная.

Новая история России, в ее советских границах, продемонстрировала нам яркое и законченное воплощение коммунитаристской версии установок отечественного правосознания. Последние десятилетия российской истории, начиная 1985 года, представляют попытку перехода к либеральной версии.

Дилемма коммунитаристской и либеральной схем права обусловлена историей развития правосознания в России как в стране, отличающейся особыми признаками ментальности. Причем в понимании сути этой дилеммы существуют некие методологические трудности. Если мы зафиксируем ее в качестве противоречия между коллективистской и индивидуалистской схемами как таковыми, то из поля зрения исследования исчезнут все проявления коммунитаризма, которые связаны с пониманием личности как цели общественного развития. И, соответственно, весьма трудно будет разглядеть, скажем, проявления либерализма, которые продолжали оставаться в центре западных теорий государственного вмешательства в экономику.

Это, безусловно, парадоксальная постановка вопроса, но именно парадокс на самом деле и является предметом нашего исследования. С другой стороны, не следует считать, что понятия коммунитаризма и либерализма являются абсолютно четкими и общезначимыми в своих формулировках во всех отношениях. Наоборот, теоретическое оформление и коммунитаризма, и особенно либерализма как моделей отношения к действительности весьма далеко от совершенства. В частности, в отношении либерализма по сей день идут нескончаемые дискуссии, задача которых — выяснить действительный смысл этого фундаментального явления, освободившись от многочисленных наслоений и злоупотреблений в его практическом проявлении.

КОММУНИТАРИСТСКАЯ И ЛИБЕРАЛЬНАЯ ПАРАДИГМЫ ПРАВОСОЗНАНИЯ: ИСТОРИЧЕСКИЙ ДИСКУРС

В первую очередь, несколько замечаний о классическом, западном либерализме. Это явление очень сложное, подвижное, неоднозначное в своем содержании. Уже в словаре Брокгауза и Эфрона дается два его функциональных определения: "1) направление в политике, противоположное консерватизму, стремление к реформам и организации общества на началах свободы личности, свободы от стеснений, налагаемых церковью, деспотизмом власти, полицейской регламентацией, обычаями и т.д....2) Л(иберализм) в экономической жизни выставляет требование возможно полной свободы промышленной деятельности от вмешательства государства; отсюда... требование свободы торговли, невмешательства государства в отношения между предпринимателями и рабочими"[6]. Еще больше вариантов определения либерализма можно предложить, ориентируясь на историю его развития, в ходе которой он проявлял себя не только как доктрина политической или экономической деятельности, но и как специфический тип философского мышления, в сути которого всегда оставалось некое инвариантное ядро.

Отметим то понимание классического либерализма, которое нам представляется наиболее емким и вычленяющим как раз это инвариантное ядро: "Говоря о либеральной модели, мы не соотносим ее с программой какой-то определенной партии, но имеем в виду тип социально-экономического развития, вписывающийся в некоторую парадигму... В основе этой парадигмы лежит признание абсолютной ценности человека, приоритет свободы и интересов отдельной личности по отношению к обществу; предпочтение методов эволюционно-реформистских преобразований общественных структур методам радикальным, взрывным, революционным"[7]. Это определение тем более уместно здесь привести, что оно не только характеризует либерализм в качестве идейной парадигмы, общей для западных и российских мыслителей, но и задает именно те рамки рассмотрения дилеммы либерализма и коммунитаризма, которые избраны для исследования в работе, предлагаемой читателю.
В самом деле, здесь нас волнует не столько детальное уточнение дефиниций, сколько определенный акцент во всех дефинициях, а именно тот, что связан не просто с исключительностью отношения к роли личности, индивида в общественном развитии, а со стремлением и возможностями сформировать такого индивида, такую личность, которая была бы отрефлексирована как самоценная. Этим, собственно, и отличается либеральная постановка проблемы от коммунитаристской, которая также объявляет своей целью "гармонически развитую" личность, но это скорее гармония личного и общественного, где примат последнего утверждается вполне определенно.

Мы не рассматриваем подробно историю и конкретные особенности развития русского либерализма, так как, во-первых, это - огромная самостоятельная тема, которая для современного изучения вопроса представляет лишь вспомогательный материал и потому будет привлекаться в данном случае лишь как фундаментальный социокультурный фон; во-вторых, русский либерализм всегда был в значительной мере ориентирован не на собственную почву, а скорее на западные ментальные традиции, и, как правило, не пользовался популярностью в широком массовом сознании в отличие от коммунитаристских ориентиров (даже когда они "пришли с запада"). И потому нет нужды особо выделять русский либерализм, противопоставляя его западному, хотя с исторической точки зрения их отличия важны; в-третьих, начавшие было укрепляться все же в общественном сознании начала XX в. тенденции русского либерализма были насильственно прерваны. Развернувшуюся в СССР в бО-х-80-х годах правозащитную деятельность таких людей, как А.Сахаров, А.Мень, З.Крахмальникова и другие, вряд ли можно вполне отождествлять с проявлениями либеральной идеологии и в силу ее достаточно узкого по функциям, прагматического характера, и вследствие ее принадлежности не столько к правовому (в буквальном смысле этого слова), сколько, если можно так выразиться,к социально-экологическому движению. И, наконец, в-четвертых, в отечественной литературе 90-х годов этот вопрос поднимался достаточно подробно и неоднократно [8].Перестроечные же процессы, при всех издержках их осуществления в экономике, политике, идеологии и других отраслях материальной и духовной практики общества, породили широкую объективную базу для возрождения либеральных стремлений.

Коммунитаристская парадигма правосознания противоположна отмеченным выше характеристикам либеральной концепции. Стоит отметить устойчивый правовой нигилизм советского коммунитаризма (в том смысле слова "право", какое мы выше уже обозначили). В советских условиях такая теоретическая постановка вопроса на практике в первые годы революции приводила к приоритету так называемой "революционной законности", "революционной целесообразности" и т.п а позже — к переходу на рельсы "административно-командного" управления.

Однако не все так однозначно в проблеме коммунитаризма, как выглядит на первый взгляд. Действительно, доведенная до своего логического конца, эта парадигма реализуется на практике как тоталитарная организация общества, и в этом случае все сказанное о ее пороках справедливо. Но есть в коммунитаристских убеждениях, коммунтаристских моделях организации общественной жизни и свои притягательные моменты. Недаром в прошлом возникали многочисленные варианты общинного идеала существования: и начиналось человеческое общество с первобытной общины; и христианский идеал любви в целом ориентирован на равенство людей перед лицом Бога; и утопические учения социализма в их европейских образцах призывали к объединению людей, к растворению личности в коллективе себе подобных, и, наконец, марксизм как политическая доктрина строилась прежде всего на благородном экономическом основании — установить общественную собственность на средства производства, которая бы исключила в обществе "войну всех против всех".
В то же время и либерализм имеет крупные недостатки, которые могут быть доведены до абсурда, и тогда в обществе воцарился бы зоологический "индивидуализм", в ходе искоренения которого "третейский судья" — государство - обрастал бы все большими бюрократическими атрибутами, которые в случае злоупотреблений, обходящих закон, привели бы к ситуации, не намного предпочтительнее, чем тоталитаризм. О некоторых других недостатках либерализма речь еще впереди.

Учитывая "несовершенства" обеих парадигм правосознания, можно не удивляться, что и на протяжении всей истории их развития в мире, в том числе и в российском историческом пространстве, каждая из них имела свои взлеты и провалы, сменявшие друг друга. В конечном же счете, имея в виду XX столетие в целом, не будет ошибкой утверждать, что на Западе восторжесвовала либеральная схема организации общественной жизни, в то время как российское правосознание (в той мере, в какой можно о нем говорить в массовом проявлении) оставалось коммунитаристским.

Как объяснить эту "поляризацию"? Что явилось фундаментальными причинами такого распределения в мировом общественном сознании? Ответ на этот вопрос не представляется простым удовлетворением праздного любопытства, поскольку в нем мы обнаруживаем строгую логическую и прямую историческую связь между ментальной позицией людей и их общественно-историческим существованием. А обнаружение и анализ этой связи помогает сегодня сориентироваться в прогнозировании будущего развития процессов правовой рефлексии и на Западе, и в нашей стране, что особенно важно при вступлении в новое тысячелетие с учетом тенденции глобализации всей социальной и духовной практики сегодня.

КОММУНИТАРИСТСКАЯ И ЛИБЕРАЛЬНАЯ ПАРАДИГМЫ ПРАВОСОЗНАНИЯ: СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ КОРНИ

Итак, постараемся ответить на вопрос: какие особенности в прошлом историческом развитии России и Запада способствовали формированию столь ярко выраженной противоположности их парадигм правового сознания в середине истекшего столетия?

В основе сегодняшнего противостояния либерализма как ведущей концепции западного правосознания и коммунитаризма как предпочтительной "правовой" ориентации российского общественного сознания, взятого в массовом масштабе, лежит специфика духовных ценностей в целом, коренящаяся, в свою очередь, в многовековой истории социальных и политических отношений, а также выраставших отсюда традиционных установлений, культурных образований, которые, в конечном счете, складывались как черты национальных характеров, социально-психологического склада народа. Все это вместе образовывало некую историческую судьбу — не в фатальном смысле этого слова, означающем изначальную предопределенность того или иного хода развития, а в том значении, которое мы связываем с необратимостью свершившегося, с объективной цепью взаимных влияний конкретных исторических событий, оставляющих неизгладимый след в нашем культурном самосознании. Некая самобытность исходных свершений в истории определенного общества, в конце концов, ответственна за ту социальную, политическую и нравственную атмосферу, в которой складывались и развивались в последующем целые слои населения, давшие миру цвет западной и российской духовной культуры.

В этом отношении одним из главных событий, наложившим оригинальный отпечаток на духовные характеристики и ценностные ориентации, а значит, и на само существо интеллектуальной жизни на Западе, была Реформация, прямо или косвенно затронувшая все европейские страны на пороге так называемого Нового времени. Главная заслуга Реформации, с интересующей нас точки зрения, заключается в том, что этот процесс духовного обновления Европы перевернул существовавшие прежде отношения между религией и обществом. Конечно, Бог и церковь не только не исчезли из его жизни, но и сохранили достаточное духовное влияние на людей. Но мирское начало было признано самодовлеющим.

Существовавшее прежде аскетическое презрение к материальным благам в религиозном идеале сменилось пониманием равнозначности светской аскезы как труда в достижении благополучия, завещанного богом еще Адаму.

Реформация переставила акценты в отношениях человека с богом, в представлениях человека о своем божественном происхождении. Если раньше библейская формула "Бог создал человека по образу и подобию своему" трактовалась как утверждение зависимости человека от бога, как обоснование его несамостоятельности по сравнению с божественным промыслом, то отныне та же формула приобрела прямо противоположный смысл. В ней подчеркивалось, что, поскольку человек создан по образу и подобию божьему, то, значит, в каждом отдельном индивиде присутствует искра божия, которая заключена в его творческом гении, сопряженном со свободным разумом, или, что то же самое, с разумной свободой. Возникающая при этом проблема определения "разумных границ" свободы решалась с течением времени все более определенно в духе Общественного договора, разделяющего четко свободу и произвол, благодаря признанию свободы индивида как его естественного права, ограниченного лишь признанием точно такого же права за другим индивидом. А следовательно, лозунгом впервые формирующегося либерализма стало представление о том, что индивид свободен в своих решениях и действиях до той черты, за которой начинается нарушение свободы другого индивида. Эта черта и охраняется государством, которому в этих целях граждане отдают часть своей собственной свободы.

Описанное выше историческое обстоятельство является весьма важным, но не единственным в ряду особенностей исторической судьбы России и Запада, приведшей к поляризации их правосознания в XX веке.

Ориентация на полярные духовные ценности в России и западном сознании, резюмированная нами в предшествующем изложении, имела свои радикальные социальные последствия. В Европе они закрепились завоеваниями великих буржуазных революций, прокатившихся в XVII - XVIII веках в Нидерландах, Англии, Франции, и реализовавшихся в Америке как возникновение иового, самого прогрессивного на тот период свободного государства - Соединенных Штатов. Суть этих перемен состояла в том, что родился новый западный человек. Оторвавшись от своей духовной пуповины, связывающей его с матерью-церковью, он разорвал и древние узы родовой, патриархальной общины, остатками которой были прежде натуральные хозяйства феодальной Европы. Этот новый человек - сирота в мире и надеется только на себя. Но зато и отвечает он только за себя. Природа его социальной ответственности индивидуальна. И все формы коллективных гарантий в объединениях политического, экономического и культурного характера на самом деле преследуют только одну цель: охранить, защитить прежде всего свободу индивида, а его социальное и материальное благополучие - дело его собственных рук. Милосердие, выступающее как дань христианским заповедям, - это не попытка сделать всех людей счастливыми, а способ успокоить свою собственную сытую совесть. Именно поэтому авторитаризм редко приживается сегодня на Западе, а там, где он на какое-то время способен захватить позиции, они не прочны, так как не имеют ни глубоких корней в общественном сознании, ни фундаментальной базы в социально-экономическом строе общества.

В России же, не прошедшей Реформацию, сохранилось отношение к богу как к высшему судии, перед лицом которого все люди рабы, а их решение в конечном счете определяется божественной волей, мирская же судьба вторична в том отношении, что она лишь прелюдия к Царству небесному (или геенне огненной, это уж как Бог решит). Главное в жизни индивида - не столько его успех, процветание на производственном поприще, сколько его нравственное существо, моральное самосовершенствование, смысл которого, прежде всего, состоит в самозабвении и жертвенной любви к ближнему. Человек понимался как сын божий, и эта патриархальюсть предъявляла индивиду свои требования, свои привилегии и свои ограничения. Главным же среди них была ориентация не на себя, а на другого, на "мир", общину, некую социальную тотальность. Так закладывались основания коммунитаристской парадигмы в противоположность либе-ральному взгляду на индивида и его роль в обществе.

Древние родовые узы общины сохранялись в России вплоть до столыпинских реформ начала XX века. Речь идет, безусловно, не о кровно-родственных связях первобытного общества, а о той жизни в миру, то есть в деревенской или артельно-ремесленной общине, которая всегда была характерна для русского крестьянства, составлявшего большую часть российского населения. Кроме того, здесь имеется в виду также в известном смысле межсословная "объединенность", которая получила свое выражение в том факте, что российское дворянство жило "одной семьей" с крестьянской общиной в рамках крепостного поместья. При этом крестьянский "мир" зиждился, как известно, на круговой поруке, то есть на взаимной ответственности его членов друг за друга перед "барином-батюшкой". И сохранению такой социальной патриархальной структуры немало способствовала стоящая на ее страже православная религия, объединяющая всех мирян как братьев и сестер во Христе.

Этот корпоративный дух, особые духовные условия жизни людей наряду с чисто материальным, социальным способом их патриархального существования поддерживал и питал собой традицию коллективистских начал мировоззрения русского народа независимо от его деления на различные социальные группы. В противоположность западному индивидуализму российская жизнь строилась на соборности, на стремлении сообща решать проблемы, жить в едином стиле, разделяя взаимную ответственность за коллективный выбор. Именно эти социальные и психологические обстоятельства помогают понять и широкую популярность социалистического учения в предреволюционной среде российской интеллигенции, и триумфальные победы власти Советов в годы революции и гражданской войны, и энтузиазм колхозного строительства в послереволюционной деревне, и даже известную ностальгию по советскому образу жизни в наши, постперестроечные дни.

Как уже замечено выше, нас интересуют не столько фактические подробности реального бытия, сколько общая направленность парадигмального развития российской ментальности в противоположность западному либерализму. Безусловно, всякая схема огрубляет процесс, но в то же время помогает различить в нем главное, определяющее и второстепенное, подчиненное, вызванное не самой сутью происходящего, а некими побочными или случайными влияниями.


СОВРЕМЕННЫЕ ПАРАДОКСЫ В РАЗВИТИИ ДИЛЕММЫ КОММУНИТАРИЗМА И ДИБЕРАЛИЗМА

Что же касается главных, сущностных тенденций развития рассмотренного выше "параллелизма" либеральной (западной) и коммунитаристской (российской) парадигм правового сознания, то в них обеих к концу XX столетия выяснились довольно интересные девианты, сохраняющие "параллельность" ориентации, но как бы с обратным знаком, что наводит на мысль о неких закономерностях такого интеллектуального превращения, выяснить которые мы и попытаемся ниже.

В частности, в последние 10-15 лет в нашей стране все более отчетливо стали оформляться девиантные по отношению к исконно российскому, в том числе и советскому, менталитету мировоззренческие установки организации общественной жизни - прежде всего в экономической и правовой областях. Это можно было бы считать простым следствием перестроечных процессов, вызвавших к жизни логичную в ситуации кризиса жажду сжигать "все, чему поклонялся", и поклониться "всему, что сжигал", если бы не два обстоятельства. Во-первых, сама перестройка во многом явилась результатом предварительных глубинных перемен в идеологическом сознании субъекта культуротворчества. И во-вторых, на Западе, где вовсе не было никакой "перестройки" в конкретно-историческом смысле этого слова, возникла и все сильнее крепнет столь же парадоксальная потребность переменить на 180 градусов курс концептуального подхода к принципам построения социальной и экономической организации общества. Причем самое интересное заключается в том, что противоположная, полярная зависимость между отечественной и западной интенцией обоснования экономических программ, социально-правовых и мировоззренческих ориентаций осталась прежней. Только вектор российского продвижения в данном аспекте направлен теперь от преобладания коллективистской парадигмы ко все большему распространению индивидуалистических схем, в то время как Запад, наоборот, все более настойчиво приветствует достоинства прежде столь враждебной ему коллективистской позиции.

Понять и объяснить эти исторические парадоксы особенностей отечественного и западного правосознания, возможно, означает увидеть некие фундаментальные процессы, характерные для современного культуротворчества в целом, в глобальном масштабе.

Ни либерализм, ни коммунитаризм, как уже было сказано выше, не могут быть представлены исчерпывающе в виде заданной раз и навсегда модели общественного развития. Обе эти парадигмы имеют местные, национальные или региональные отличия своего формирования и функционирования так же, как и свои достоинства и недостатки. Кроме того, обе они развивались во времени, испытывая на себе корректирующее влияние не только той социальной реальности, в которой они существовали, но и духовного контекста, характерного для этого времени в данной стране и за ее пределами. Мы не будем подробно останавливаться на описании всех исторических форм либеральной и коммунитаристской идеологии за отсутствием места и временн(9]. Да это и не требуется для выяснения поставленных в нашей статье вопросов. Гораздо важнее обратить внимание на те общие, присущие самому "качеству" каждой парадигмы специфические особенности, которые составляют ее инвариантную сущность, а потому наиболее выпукло проявляются в каждом исторически конкретном случае либерализма и коммунитаризма как таковых.

Происходящая сегодня в мире фактическая конвергенция ментальных установок либерализма и коммунитаризма - по крайней мере, в тех пределах, о которых здесь уже было сказано - объясняется, по нашему мнению, именно тем, что каждый из приверженцев рассмотренных только что позиций имеет сегодня возможность, опираясь на исторический опыт человечества, убедиться как в ограниченности или, наоборот, неправомерной абсолютизации однои из них (на примере конкретных неудач, несовершенства, неожиданных следствий и т.п. при их воплощении в жизнь), так и в определенных преимуществах противоположной концептуальной схемы - как минимум, в ее теоретических посылах, а часто и в отдельных практических применениях. В дальнейшем изложении хотелось бы остановиться, собственно, на этих субъективных и объективных предпосылках конвергенции, рассмотреть их детальнее и во взаимной связи.

ИСТОКИ ПЕРЕОЦЕНКИ ЛИБЕРАЛЬНОЙ ПРАВОВОЙ КОНЦЕПЦИИ СЕГОДНЯ

Итак, что же обнаружилось к середине XX столетия такое, что заставило традиционный для всего западного мира либерализм в известной мере пересмотреть свои ценности, изучая их объективные основания, уточняя их социальное содержание, перетолковывая их духовный смысл в свете опыта противостоящей ему коммунитаристской практики? Обращаясь к гражданской истории, мы наталкиваемся в этот период на две мировые войны, социалистическую революцию, мировую экономическую депрессию 1929 года, а позже - на экологический кризис, международный терроризм, организованную преступность, локальные войны в результате конфликтов межнационального и религиозного характеров и др. Причем все это создает глобальные влияния и последствия самого худшего свойства. На первый взгляд, казалось бы, названные катаклизмы могли привести к неприятию коммунитаризма, поскольку в указанных кризисах и конфликтах борьба часто идет за групповые (классовые, национальные, клановые права). Выбираться из этих проблемных кризисов невозможно в одиночку, необходимы совокупные усилия, что предполагает не только объединение людей внутри государства, но и объединение целых государств между собой. К тому же развитая всеобщность экономических отношений капитализма толкала к объединениям межнациональных корпораций в промышленном и банковском деле. И все же экономических, политических и социальных объединений недостаточно для того. чтобы решить современные проблемы. Необходимо воспитывать определенное сознание в обществе - нравственное, экологическое, эстетическое и т.д., способное функционировать, если можно так выразиться, "профилактически". А для этого нужно поступиться некоторыми либеральными принципами в пользу признания за обществом и государством ведущей роли в ходе этого объединения и воспитания, организующих и структурно центрирующих объективно, стихийно складывающиеся процессы.

Но это только одна, так сказать, внешняя сторона дела. Другая заключается во внутренней рефлексии, в самокритическом сознании либералов, не удовлетворенных теми результатами, к которым пришло это направление мысли сегодня. Ведь, несмотря на то, что на Западе давно и прочно существовало либеральное правосознание, ушедшее достаточно далеко по пути реализации в практике социальной организации благодаря созданным здесь правовым институтам, все же западному миру не удалось избежать упомянутых выше катаклизмов. Иначе говоря, с конца XIX и до середины XX века обнаружилось серьезное противоречие либеральных идеи друг другу.

В частности, идея свободы индивида оказалась слишком абстрактной. Ее реализация в конституции, давая формальные права, не обеспечила чисто либеральным способом их экономической и культурной реализации. Люди, не обладавшие изначальным капиталом, были обречены на зависимость от денежного мешка в буквальном и переносном смысле слова. Ибо либеральная свобода личности (в самый первый период развития либерализма, в классической его фазе, которую можно охарактеризовать одним лозунгом как "laissez-faire") оставляла эту личность голодной и необразованной, так что она не имела возможности свободного творческого самовыражения. Такая идеология вела значительную массу людей в прямо противоположную сторону - в объятия вождя, спасителя и, в конечном счете, обеспечивала победу коммунитаристским идеям в их самом худшем варианте. Кроме того, тезис об абсолютной свободе предпринимательства и торговли, будучи осуществленным на деле, обнаруживал очень быстро резкую тенденцию к монополиям и сверхмонополиям, а потому на известном этапе дискредитировал себя в глазах либералов[ 10].

В результате еще в 1935 году американский философ Дж.Дьюи отчетливо сформулировал существо изменений, происшедших в теоретических и практических лозунгах либералов при переходе от старого, классического, к новому, постклассическому либерализму: "В целом... политика либерализма в последнее время была нацелена на продвижение "социального законодательства", то есть таких мер, которые к прежним функциям правительства добавляют осуществле-ние им социальных услуг. Важность этого добавления не следует недооценивать... Поскольку высвобождение способностей индивидов для свободного и самостоятельного самовыражения есть важнейшая составная часть кредо либерализма, то либерализм, если он искренен, должен иметь волю к обладанию средствами, которыми обусловлено достижение его целей. Жесткая регламентация материальных и механических сил - единственный способ, каким массы индивидов могут освободиться от регламентации и последующего подавления их культурных возможностей...

Существование представления, будто бы организованный общественный контроль за экономическими силами несовместим с историческими путями либерализма, подтверждает, что прогрессу либерализма продолжают мешать пережитки эпохи "laissez-faire" с ее противопоставлением общества и индивида. Прежний либерализм рассматривал самодеятельность и конкурентную экономическую деятельность индивидов в качестве средства к достижению общественного благосостояния как цели. Нам надлежит увидеть, что общественная экономика есть средство обеспечить свободное развитие индивида как цель"[11].


ИСТОКИ ПЕРЕОЦЕНКИ КОММУНИТАРИСТСКОЙ ПРАВОВОЙ КОНЦЕПЦИИ СЕГОДНЯ

И в заключение осталось проанализировать судьбу коммунитаристских убеждений и коммунитаристской пратики, с тем чтобы понять их нынешнее "попятное" движение в сторону своих либеральных оппонентов. Для этого также следует рассмотреть и объективные, социально-экономические предпосылки, и те духовно-концептуальные рамки, в которых заключена философия коммунитаризма.

Давно стало общим местом связывать коммунитаризм с тоталитаризмом. Конечно, такая связь правомерна, и в настоящей работе на нее обращено должное внимание. Гораздо важнее сейчас увидеть, какие еще изъяны теории и практики коммунитаристской идеологии привели к падению ее престижа в условиях перестройки. Ведь сама по себе перестроечная "революция" не обязательно предполагала переориентацию на либерализм как совокупность духовных ценностей. В самом деле, благодаря перестройке возродились ценности православия, вполне коммунитаристского по своей сути, как было показано выше; восстанавливается уважение к частной собственности, которая спокойно уживалась в дореволюционной России с коммунитаристскими идеалами. И вообще, как уже было подчеркнуто, либерализм - достаточно уязвимое направление движения общественного сознания и практики, особенно в той только что проанализированной его части, которая так или иначе ограничивает гуманитарную склонность к справедливости и состраданию, допускает проблематичность экономического и социального обеспечения реализации творческой свободы личности в массовом масштабе, тем самым недалеко уйдя от тоталитаризма или же толкая в его объятия своих бывших адептов. И в этом отношении вряд ли либерализм мог быть слишком привлекательным даже для российских экономистов и политиков, не говоря уже о народных массах. Это обстоятельство косвенно подтверждается фактом не очень высокого рейтинга движения правых в нашей стране сегодня. И тем не менее, демократический общественный порядок возможен тогда и постольку, когда и поскольку допущена свобода человеческой личности [12]. И здесь хотелось бы подчеркнуть еще одно несомненное преимущество либеральной позиции в обстановке сегодняшней России по сравнению с различными оттенками коммунитаризма. Оно состоит в том, что либерал апеллирует не к индивиду как единице социального измерения, а именно к личности, то есть такому индивиду, который, овладевая опытом культуры предшествующих поколений, в то же время творчески воспринимает этот опыт, реализуя свои внутренние духовные ресурсы, приспосабливая заданные ментальной историей схемы для решения актуальных задач настоящего времени.

ЛИТЕРАТУРА

1. Кистяковский Б.А. В защиту права (интеллигенция и правосознание). - В кн.: Интеллигенция. Власть. Народ. Антология. М., 1993. С. 142.

2. Там же, с. 144.

3. Нерсесянц B.C. Правовое государство: история и современность//Вопросы философии, 1989. № 2, с. 7.

4. См.: Материалы XIX Всесоюзной конференции Коммунистической партии Советского Союза. М., 1988, с. 122.

5. Соловьев Э.Ю. Личность и право Вопросы философии, 1989, № 8, с. 68.

6. Малый энциклопедический словарь. СПб,. Изд. Брокгауз-Эфрон, 1907, т. П, с. 338,339.

7. Новикова Л.И..Сиземская И.И. Идейные истоки русского либерализма//0бщественные науки и современность, 1993, № 3. С. 124.

8. См. работы А.С.Панарина, И.К.Пантина, А.А.Кара-Мурзы и др. Своеобразным резюме можно считать изданную ИФ РАН книгу "Либерализм в России", М., 1996, под редакцией В.Ф.Пустарнакова и И.Ф.Худушиной.

9. Об исторических трансформациях западного либерализма. См.: Либерализм в России. М., 1996. С. 72-76.

10. Новый европейский либерализм проявился в трудах Т.Х.Грина, а также последовавших за ним Л.Г.Гобхауза, Д.А.Гобсона и Д.М.Кейнса. Сюда же можно отнести и разработчиков концепции катедер-социализма.

11. Цитируется по книге "Либерализм в России" под редакцией В.Ф.Пустарнакова и И.Ф.Худушиной. М., 1996. С. 74. Кстати, следует отметить, что в самое после-днее время либерализм на Западе снова качнулся в сторону своих классичес-ких ценностей и сформировался как "неоклассический либерализм", что бе-зусловно означает серьезные поправки к традиции, обусловленные опытом коммунитаристской практики.

12. Либерализм в России. М., 1996.С.55.